Автор: Джул
Фандом: оригинальный
Персонажи: оригинальные
Рейтинг: R

Почти каждую ночь, да даже почти каждый раз, когда я закрываю глаза, желая уснуть, я оказываюсь перед его взором. Не он является в мой сон, а я прихожу по его зову. Каждую ночь – под взор молчаливого, спокойного и ледяного хозяина мой души и моих чувств.
Он никогда не разговаривает со мной. Просто сидит в своем кресле, так странно напоминающем переплетение человеческих тел, или стоит, сложив руки на груди. А я точно знаю, в какой момент мне должно выйти из тени тяжелых штор, в складках которых я послушно и робко жду своего часа. Я точно знаю, когда мне должно опуститься на колени возле его ног, ткнувшись по-собачьи в его ладонь, когда поднять преданный взгляд, чтобы встретится с льдинками его глаз, в которых умирает сама вечность, когда заговорить, рассказывая ему легенды, как Шахерезада сказки.
Иногда ему мало этого и, не отрывая взгляда от моих глаз, он проникает в меня своей сущностью, делясь своей властью и силой. В этот момент я отчетливо понимаю, что рабская покорность, демонстрировавшаяся мной до этого, – лишь мишура. Пока я упиваюсь силой, плещущейся внутри меня, его приказ гонит меня в ночь и город.
Стандартный маршрут – пара кабаков, где вино обжигает и пьянит сильнее, преумноженное его восприятием и каким-то детским восторгом, как у ребенка, познающего мир, аромат сигарет кружит голову, дым кажется осязаемо плотным и под нашим, одним на двоих, взглядом, подчиняясь нашей, одной на двоих, воле, принимает самые разнообразные фигуры и формы. Но когда я, проявив собственную волю, выдыхаю колечко дыма, не прибегая к силе и энергии, мой хозяин и господин хохочет внутри моих глаз от восторга, как ребенок, впервые открывший для себя мыльные пузыри.
Чем дольше продолжается наше знакомство, тем дальше мы заходим в своих приключениях. Искусство обольщения и соблазнения не знакомо тому, кто все берет, просто потому что оно принадлежит ему по праву, и поэтому мой хозяин и господин дает мне больше воли, когда дело касается общения с людьми, и я чувствую, как у него перехватывает сердце, бьющееся в моей груди, лишь от добровольно подаренной нам улыбки, в которой нет ни следа страха или подчинения. Чувствую, как он захлебывается радостью, когда веселая попойка сменяется хорошей дракой, и в тот момент наш взгляд совершено безумен, и с огромным трудом удается сдерживать силу, потому что даже самое легкое прикосновение моего хозяина и господина всегда приносит смерть.
И даже в ночах любви он держит себя в узде, лишь ловя отголоски моих чувств, а я избегаю поцелуев, боясь его силы, способной уничтожить ту, что имела неосторожность увлечься ...
Иногда моего хозяина и господина охватывает странное, щемящее в моей груди чувство. Оно гонит его дух куда-то к высоким стенам и кованым воротам, к изысканной роскоши и серебристому блеску зеркал, которые отражают красоту хозяйки этих комнат. Хозяйка столь же горделива и неприступна, как и прекрасна. По мне так подобная горделивость уже не красива, но моего Хозяина и господина привлекает смелость и сила этой женщины.
Сегодня такая странная ночь... Я сижу у ног своего хозяина и господина, положив ладонь на металл подлокотника его кресла, а он любуется сквозь зеркала кружащейся по комнате неприступно-гордой красавицей. Уже знакомое щемящее чувство охватывает сердце, становясь невыносимым, пока плавное движение руки хозяина не продолжается, становясь моим, пока мой тихий шепот не становится его властным и ледяным голосом... И металл подлокотника рассыпается в моей ладони в серебрящуюся пыль…
Я делаю шаг, приближаясь к холодно-мерцающей поверхности зеркала, и вглядываюсь сквозь него, рассматривая красавицу. Мой господин и хозяин завороженно следит за её танцем, боясь вздохнуть. Когда красавица замирает, мы оба любуемся ее спиной и горделивой осанкой, темным шелком ее волос и тонкими белыми руками, которыми она поправляет прическу. Эти руки на темном шелке волос похожи на притаившихся голубей. Пока мой хозяин и господин наслаждается терзающей его незнакомой болью влюбленности, я посылаю красавице улыбку. Преломившись через серебряную поверхность зеркала-преграды, она отражается миганием свечей.
Красавица бросает равнодушный взгляд на свечи, не оборачиваясь к зеркалу, но милостиво протягивает руку, позволяя мне, пока Хозяин мой и господин задыхается от восторга, играясь с бриллиантами улыбки, как ветер с каплями дождя, повести ее в танец. Моя рука – это лишь белоснежный шарф, но он уверенно обвивает женскую ладонь одним концом и талию другим.
Со стороны может показаться, что красавица танцует с шарфом, и только мы – она и я с моим господином – знаем, что она послушно идет в танце, следуя нашей, одной на двоих, или может даже только моей воле. Отпускаю ее руку, один конец шарфа безвольно повисает вдоль ее тела. Прохладное дуновение ветра по щеке красавицы – это прикосновение моей ладони к ее коже, отблески лунного света и огоньки свечей – это отражение наших – моего и моего Хозяина – взглядов, которые подталкивают кружащуюся в вальсе женщину к зеркалу, отделяющую ее от нас.
Горделивое и неприступное лицо красавицы озаряется улыбкой, когда она опускается возле зеркала, прикасаясь ладонью к холодной серебряной поверхности, вглядываясь вглубь, и мой Хозяин и господин впервые сам протягивает к ней руку. На испуганных белых голубей ее ладоней падают, нежно касаясь кожи, лепестки стоящих в вазе цветов. Ветер моей руки подхватывает их, настилая вокруг изысканным узором…
Мой господин и хозяин упивается восторгом прикосновения к ее изящной руке и смакует это новое ощущение, мысленно возвращаясь к моменту, когда две ладони коснулись холодной поверхности зеркала, впитывая каждую мельчайшую подробность. Красавица прижимается щекой к зеркалу, и я впервые слышу ее голос:
– Я знаю, что ты там... мой неизвестный партнер...
Сейчас в этой сидящей у зеркала женщине нет ни капли той неприступной гордости, что казалась мне некрасивой, но привлекала моего хозяина и господина. Сейчас мне кажется, стоит лишь протянуть ей руку – и она беспрекословно шагнет в свое отражение, чтобы предстать перед нашим взором – моим и моего хозяина.
Пока мой хозяин и господин восхищенно ловил звуки ее голоса, красавица невесомо прикоснулась губами к зеркалу. И прежде чем я или мой хозяин и господин успели подумать, мои губы коснулись ее, расплавляя серебряную поверхность зеркала-преграды. Глаза они закрыли одновременно – мой господин, со вздохом отчаяния, и его красавица, со вздохом последним.
Прикосновения моего господина и хозяина несут смерть, а я непозволительно забыл об этом. И расплата за это не замедлила наступить. Связь рвалась резко и по живому – сердце забыло как биться, и дыхание перехватило… от резкого взмаха руки, я врезался в зеркало и осколки острыми ножами посыпались на меня. Тень моего Хозяина и господина становилась больше, и лед его глаз не сулил ничего хорошего тому, кто возомнил о себе слишком много. Серебряные осколки вихрем носились между нами, отделяя его от меня и от тела его уже покойной красавицы… Когда зеркало восстановилось, я так и остался в комнате той, что так восхищала моего хозяина и господина. Его лицо, пылающее ледяной яростью, проступало сквозь серебрящуюся поверхность и ледяной ветер был его злобным шипением, а хлещущие на ветру шторы – его не знающими милосердия руками…
Неожиданно все прекратилось. И образ в зеркальной поверхности стал меркнуть. Когда он исчезнет полностью, мне никогда уже не увидеть тот мир, к которому я так привык, находясь подле моего хозяина и господина. С отчаянием я бросился к зеркалу, надеясь разбить серебряную преграду…

Я проснулся за секунду до удара в зеркальную поверхность. Брошенный каким-то хулиганом камень разбил окно, и холодный ветер своенравно гулял по комнате, закидывая в помещение хлопья снега. Луна насмешливо заглядывала в образованную дыру и отражалась в полировке шкафа. Приклеив скотчем полиэтилен, я временно перекрыл доступ ветру, снегу и насмешливой луне. Закурил.
Терпкий дым сигарет казался тусклым и невзрачным и почему-то оставался на зубах песком. Отражение меня в зеркале было тусклым и невзрачным.
Под сердцем отчетливо что-то ныло и грызло, словно там сидела огромная и невидимая пиявка. Я вернулся в кровать. Той ночью я так и не попал обратно к своему господину и хозяину. И в последующие. Но я продолжаю ждать, что однажды он вновь позволит мне прикоснуться к его силе. И надеюсь на это каждый раз, заглядывая в старые мутные зеркала. Я надеюсь на это каждую ночь, засыпая под разбитым и затянутым полиэтиленом окном. И каждую ночь понимаю, что со смертью той женщины, под ударом хозяина моего и господина, что-то умерло и во мне.